|
Переход к демократии в России
К середине 80-х годов советское общество оказалось перед трудной задачей - найти выход из глубокого системного кризиса тоталитарного социализма. Анализ позволяет сделать вывод, что существовавшая общественная система к этому времени полностью исчерпала все резервы, необходимые для своего устойчивого функционирования.
После серии трансформаций авторитарных режимов Латинской Америки и Южной Европы к демократии, на материале этих трансформаций была создана довольно стройная теоретическая модель, фиксирующая определенную траекторию перехода к демократии, т.е. последовательность сменяющих друг друга этапов, в рамках каждого из которых происходит вполне определенный комплекс изменений. Однако аналогичные трансформации в Восточной и Центральной Европе, а также на территории бывшего СССР отчетливо продемонстрировали нежелание реальной жизни укладываться в логику этой модели. Возникла типичная ситуация кризиса научной парадигмы.
Выбор, который встает перед любым исследователем, оказавшимся в подобном кризисе и вынужденным искать теоретический материал, пригодный для сборки новой парадигмы, может быть сведен к следующей альтернативе: решительно отбросив устаревшую парадигму обратиться к другим известным парадигмам либо попытаться модернизировать саму устаревшую парадигму. Под «модернизацией» следует понимать не только замену каких-либо отдельных блоков, но (и даже - главным образом) усложнение самой теоретической конструкции парадигмы, усложнение самой модели или даже - ее «утончение», введение в нее дополнительных элементов, связей, и альтернатив.
Второй путь не является самым популярным в научных сообществах: слишком велик риск впустую затратить время на модернизацию устаревшей парадигмы. Однако этот риск зачастую оказывается оправданным...
Ставшая классической концепция перехода к демократии выделяет в переходном периоде три главные этапа:
(1) Кризис режима и его либерализация - попытка реформ сверху («открывание» режима).
(2) Установление демократии.
(3) Консолидация (стабилизация) демократии.
Нередко второй этап перехода, в свою очередь, разбивается на ряд ступеней.
Учитывая опыт стран тоталитарного социализма, специфика которых не позволяет ограничивать переходные процессы узко политической сферой, к этой схеме следует сделать три существенные замечания.
Во-первых. Характеризуя второй этап, на передний план выдвигаются процессы возникновения независимых организаций гражданского общества, становления демократических институтов власти. Напротив, крушение старого режима, как в организационном, так и в легитимном аспекте, рассматривается не более чем предпосылка названных процессов. Однако общественное развитие России последних лет обнаруживает, что в рамках этапа, следующего за «открыванием» режима, разрушение тоталитарной государственности вовсе не обязательно сопровождается одновременным формированием институтов демократической власти в объеме, достаточном для установления демократии. Поэтому необходимым содержанием второго этапа можно считать исключительно распад тоталитарной системы власти.
Во-вторых. В том случае, если ситуация, при которой прежняя легитимность уже утрачена, а новая еще не завоевана, приобретает значимую для общества продолжительность, ее следует выделить в особый этап, назвав его, скажем, «мертвая зона», или этап «устойчивой нестабильности» (или «стабильной неустойчивости»). Этот этап требует особенно пристального анализа, так как особенно подходит для практики перехода к демократии именно в России.
Наконец, в-третьих. Выход из «мертвой зоны» включает в себя решение фундаментальной задачи - восстановление (завоевание) легитимности власти правящей элиты и, следовательно, является этапом консолидации и стабилизации. Но вовсе не обязательно решение названной задачи непосредственно совпадает со стабилизацией и консолидацией демократии. Например, создание экономических предпосылок демократии - формирование рыночной экономики, широкого слоя «средних классов» - может осуществляться в условиях не вполне демократических, хотя и, безусловно, требует устойчивой легитимности.
В последнем случае особый этап требуется не только для консолидации демократических институтов и организаций, но и для их возникновения. Таким образом, при определенных обстоятельствах общество может - после выхода из «мертвой зоны» - вторично оказаться перед проблемой перехода к демократии, однако уже при совершенно иных социально-экономических предпосылках.
С учетом приведенных замечаний классическую модель перехода к демократии можно рассматривать в качестве более общей модели («развернутого» варианта). Эта развернутая модель включает в себя следующие шесть этапов (фаз):
(1) Кризис режима и попытки «реформ сверху».
(2) Утрата легитимности правящей элитой и крушение тоталитарного режима («разрушение государственности»).
(3) «Мертвая зона».
(4) Восстановление легитимности власти правящей элиты - формирование новой легитимности или легитимности новой правящей элиты («восстановление государственности»).
(5) Формирование институтов политической демократии (установление демократии).
(6) Консолидация (стабилизация) демократии.
Четыре фактора отличают советский (и, прежде всего, российский) социалистический тоталитаризм от авторитарных прототипов классической модели, не позволяя обществу осуществить переход в редуцированном (трехэтапном) виде. «Обвальная» дискредитация старой элиты (номенклатуры) и делегитимация ее господства, распад сложившихся механизмов воспроизводства номенклатуры происходит в условиях:
- отсутствия подготовленной контр-элиты, способной прийти на смену номенклатуре, с одной стороны, и отсутствия среди источников легитимности власти номенклатуры КПСС таких, которые новая элита могла бы - унаследовав - положить в основу собственной легитимности - с другой стороны;
- отсутствия независимых организаций гражданского общества, т.е. институтов организационной подготовки кадров независимой элиты; единственным организованным представителем общества в его отношениях с государством оставалась та же КПСС, выполнявшая таким образом одновременно обе роли – «однопартийного государства» и «однопартийного гражданского общества»;
- отсутствия сферы легальной частной жизни в экономике, т.е. такой сферы частной жизни, которая сама спонтанно и неизбежно формирует сферу независимой от государства общественной жизни, требует создания организаций, обслуживающих эту сферу и т.п.;
- наличия многочисленных и глубоко укоренившихся «феодально-крепостнических» элементов в системе государственного управления, с одной стороны, и в идеологическом обосновании легитимности власти номенклатуры - с другой, порождающие соответствующие формы протеста, политического действия, мобилизации ресурсов и идеологического творчества.
С этими факторами связаны специфические механизмы поддерживания легитимности государственной власти на уровне, обеспечивающем стабильность системы в целом.
К середине 80-х годов советское общество оказалось перед трудной задачей - найти выход из глубокого системного кризиса тоталитарного социализма. Анализ позволяет сделать вывод, что существовавшая общественная система к этому времени полностью исчерпала все резервы, необходимые для своего устойчивого функционирования. Системный кризис непосредственно поставил общество перед исторической задачей перехода от существовавшей несколько десятилетий общественной системы к системе политической демократии, опирающейся на рыночную экономику.
Стоит особенно остановиться на том, как происходило обновление правящей элиты, и как утверждалась легитимности ее господства. Речь идет не только, и даже не столько о смене персонального состава правящей элиты, сколько о смене механизмов ее общественного воспроизводства, которые собственно и призваны обеспечить поддержание легитимности ее власти.
Легитимность (по Веберу) есть согласие населения на то, чтобы право на применение насилия, принуждения принадлежало исключительно определенной группе лиц, т.е. признание населением (гражданским обществом) именно данной группы лиц государственной властью, правящей элитой. Следовательно, проблема стабильности (устойчивости) социальной системы есть проблема формирования и поддержания (т.е. воспроизводства) правящей элитой своего признания в качестве таковой со стороны гражданского общества.
Группы элиты и их трансформация
Структура правящей элиты определяется по трем основаниям внутренней дифференциации:
- основные функциональные сегменты (экономическая элита, идеологическая элита, политическая элита, административная элита или бюрократия, «силовая» элита);
- уровни иерархии;
- наконец, соотношение между действующей правящей элитой и конр-элитой.
Экономическая элита
Из всех функциональных сегментов правящей элиты наиболее глубокой трансформации оказалась подвержена экономическая (хозяйственная) элита. Эта трансформация включает в себя несколько совпадающих по времени процессов различного содержания.
Во-первых, этот сегмент начиная со второго этапа перехода к демократии стремительно расширяется, пополняясь как за счет представителей других сегментов, так и за счет резко возросшей социальной мобильности, из «низов».
Во-вторых, происходит интенсивный процесс расслоения на собственно экономическую элиту, как элемент «вертикальной» (иерархической, по терминологии Р.Дарендорфа) социальной структуры. Это «расщепление» наиболее интенсивно происходило в 1994-95гг.
В-третьих, принципиально меняется ее роль. В прежней социально-экономической системе экономическая элита (хозяйственная номенклатура) обособлялась в самостоятельный сегмент из административной элиты в силу особой (производственной) специфики этой части государственного управления. В рыночной экономике данный сегмент правящей элиты выполняет совершенно иную функцию: предъявляет платежеспособный спрос на продукцию других ее (правящей элиты) сегментов.
Кроме того, не принимая теперь непосредственного участия в осуществлении государственной власти (также как идеологическая элита, см. ниже), экономическая элита выполняет дополнительную роль – «школы», готовящей определенную часть кадров для других сегментов правящей элиты, главным образом, для политического и административного сегментов.
Идеологическая элита
Этот сегмент эволюционировал в определенном отношении аналогично экономической элите.
При коммунистической власти (как и при любом режиме с государственной идеологией) идеологическая элита принимала непосредственное участие в осуществлении государственного управления. И даже в известном смысле доминировала внутри правящей элиты.
Являясь одним из главных источников образования новой (антикоммунистической) контр-элиты, идеологическая элита, однако, оказалась не вполне готова к тому, что устранение вместе с монопольным господством КПСС и государственной идеологии фактически отстраняет этот сегмент от прямого участия в осуществлении власти.
Поэтому, начиная с 1992г. именно идеологическая элита вновь становится одним из важнейших источников формирования контр-элиты, оппозиционной уже новой власти.
В России идеологическая элита утратила прежнюю роль монопольного «носителя общественной духовности и нравственности» без всякой «компенсации», а потому утратила прежний высокий статус безвозвратно.
Административная элита
За годы реформ административная элита претерпела значительную организационно-политическую и идейную трансформацию.
Поддержав (хотя и пассивно) устранение КПСС от власти в 1991г., но эффективно отстояв собственную независимость от сколько-нибудь заметного влияния в своих рядах и всех других партий, бюрократия осуществила на практике собственную «департизацию» (известный демократический лозунг эпохи перестройки). Оставаясь одной из самых влиятельных сил российского общества, бюрократия после непродолжительного (1991-92гг.) периода корпоративной дезинтеграции постепенно консолидировалась в то, что в российской публицистике получило название «партии власти». Т.е. в группу, способную осуществлять власть практически независимо от существующих партий и не создавая собственной организации.
Политическая элита
Сегмент политической элиты в результате крушения власти КПСС оказался наиболее разрушенным. Поэтому, до тех пор, пока не сформируются новые устойчивые механизмы собственного воспроизводства этого сегмента правящей элиты (например, полноценные политические партии), она вынуждена рекрутироваться за счет других сегментов.
Полноценные политические партии в России не сформированы. Собственно парламентская работа не стала полноценным механизмом подготовки и обновления политической элиты. Этому мешают несколько факторов.
Во-первых, абсолютное доминирование на протяжении десятилетий «предотвращающих» механизмов воспроизводства легитимности не позволяло сформироваться сколько-нибудь значимым традициям открытых (публичных, «политических») согласований. Единственный развитый институт согласований был и остается институт скрытых внутрибюрократических согласований («подковерная политика»). Следовательно, единственный источник приобретения политической элитой собственных механизмов воспроизводства - политическое структурирование самой административной элиты.
Во-вторых, по мере восстановления корпоративной консолидации административная элита все в меньшей степени готова была терпеть над собой политическое руководство выходцев из идеологической элиты. Таких чистых (или почти чистых) выходцев, научившихся работать с бюрократией и, более или менее, признанных ею - единицы: А.Чубайс, Б.Федоров, А.Шохин, С.Шахрай.
Поэтому, начиная с 1993г. политическая элита сменяет источник своего «внешнего» рекрутирования: вместо идеологической элиты этим источником становится элита административная. Одновременно открывается «встречный» процесс, состоящий в цепи регулярных попыток «репартизации» бюрократии, описанных выше и совершенно незнакомых для стран Центральной и Восточной Европы.
Отношения между действующей правящей элитой и контр-элитой
Анализ правящей (прежде всего, политической) элиты в России требует выделения трех групп, различаемых в этом отношении: собственно правящая элита (действующая правящая элита), системная контр-элита (признающая общие с первой группой «правила игры») и антисистемная контр-элита (не признающая таких правил). Контр-элита - это те группы правящей элиты, которые в данный момент не участвуют в непосредственном осуществлении государственной власти (или не поддерживают эту власть - для экономического и идеологического сегментов), но претендуют на нее. Проблема подготовленности элиты для осуществления власти - это другая проблема, лежащая в иной плоскости.
Отсутствие влиятельных политических партий (и вообще организаций гражданского общества), с одной стороны, и слабость государства - с другой, делает сами институты государственной власти (государственные ведомства) основной организационной базой формирования контр-элитных, т.е. соперничающих между собой за всю полноту власти группировок. Все эти явления можно отнести к характерным признакам фазы «мертвая зона».
Наиболее ярким примером является Аграрная партия России. Во-первых, она создавалась, непосредственно опираясь на организационную структуру Министерства сельского хозяйства. Во- вторых, открыто называя правительство «антинародным», партия не видит необходимости отозвать двух своих представителей с высших правительственных должностей - вице-премьера (Заверюха) и министра сельского хозяйства (Назарчук) Другими словами, нет серьезный препятствий для того, чтобы пользоваться всеми преимуществами совмещения теоретически несовместимых ролей - собственно правящей элиты и контр-элиты (причем, на грани антисистемности).
С другой стороны, те же социальные причины оказываются факторами, нейтрализующими - до известной степени - дестабилизирующее влияние размытости границ между правящей элитой и контр-элитой. Реальный политический вес должности в исполнительной власти многократно превышает политический вес партийного функционера, препятствую тем самым формированию этики политической ответственности отдельного политика перед своей организацией. Поэтому «институт ставленников» в России развит крайне слабо: получив должность, «ставленник» немедленно забывает, чей именно он ставленник, а потому не столько проводит на своей должности интересы выдвинувшей его группы, сколько, напротив, начинает внутри этой группы проводить новые интересы, появившиеся у него на этой должности, или приступает к формированию «для себя» новой группы. Подобные стабилизирующие механизмы вообще необыкновенно развиты на этапе «мертвая зона».
Пример Компартии России, немедленно изгнавшей (в 1994г.) одного из руководителей своей парламентской фракции (В.Ковалева) за то, что последний принял назначение на пост Министра юстиции без согласования с партией - до сих пор редчайшее исключение. Даже для КПРФ: назначение в августе 1996г. на министерский пост А.Тулеева прошло уже более гладко. Характерна мотивация последнего, заявившего примерно следующее: «Мы в руководстве КПРФ решили, что деятельность министерства, отвечающего за интеграцию стран СНГ, не может вызвать принципиальных разногласий с программой КПРФ». Другими словами, министр правительства России оставляет за собой право, в случае необходимости, клеймить политику «отдельно взятых» министерств как «антинародную», не ощущая при этом никакого груза общеправительственной ответственности за нее!
Если признать, что для общества, предшествовавшего переходу, было характерно организационное совпадение гражданского общества и государства («партия-государство»), то в ходе самого перехода происходило не отделение «партии» от «государства» с превращением первой в многопартийную систему, а распад единой «партии-государства» на множество различных и конкурирующих между собой образований «партийно-государственного» типа, т.е. превращение моносубъектной «партии-государства» в полисубъектную, состоящую из множества организованных групп, одновременно принадлежащих и к государству, и к гражданскому обществу.
Можно выделить несколько этапов эволюции структуры правящей элиты по критерию действующая правящая элита - контр-элита за период реформ.
1989-91гг.: формирование открытой антитоталитарной (и, во многом, антисистемной) контр-элиты, с одной стороны, и формирование из части правящей (коммунистической) элиты скрытых антисистемных групп контр-элиты (антисистемных по отношению к проводящим реформы группам из той же правящей элиты) - с другой. Столкновение двух последних групп в августе 1991г. приводит к распаду всей прежней правящей элиты в целом при явной незрелости антитоталитарной контр-элиты и ее неспособности самостоятельно образовать новую правящую элиту. Россия оказывается в фазе мертвой зоны.
1992-93гг.: нарастание влияния антисистемной контр-элиты (по отношению к новой, формирующейся правящей), центром организации которой все больше становился парламент. Еще не вполне сложившееся функциональное разделение властей постепенно превращается в «партийное» двоевластия и, наконец, перерастает в открытое вооруженное столкновение в октябре 1993г. Для этого этапа типична ситуация, когда Вице-президент (А.Руцкой) может себе позволить в публичных выступлениях формулировать самостоятельную политическую позицию, противоречащую позиции Президента, и даже вести столь же публичную организационную работу, направленную на практическую реализацию этой позиции!
1994-96гг.: практически полное исчезновение сколько-нибудь влиятельной антисистемной контр-элиты с сохранением при этом размытости и неопределенности границ между собственно правящей элитой и (ставшей почти исключительно системной) контр-элитой. Для этого этапа уже невозможна ситуация, аналогичная открытому противостоянию Президента и Вице-президента (поста последнего новая российская Конституция не предусматривает), но все еще возможна ситуация с коалиционным правительством, включающем в себя представителей партий, открыто осуждающих политику правительства в целом (Аграрная партия, КПРФ).
Сегодня невозможно оценить, насколько велик дестабилизирующий потенциал незавершенности эволюции структуры правящей элиты в этом отношении.
28.09.2007
|
