Аналитика

 Новое слово украинской новейшей истории - «оранжевая революция»  - имеет все шансы войти и в российский политический лексикон.  Еще год назад рассуждения о возможности повторения подобного сценария       были бы смешны и нелепы. Но за последнее время накопилось масса ошибок власти, приближающаяся к критической. И оживление оппозиции вокруг примера независимой Украины заставляет нас всерьез задумываться о том, что может принести нам российский римейк.

            Ошибки ошибкам рознь. Повторение украинского сценария, к сожалению, становится  возможным. И пример народной реакции на  монетизацию льгот показал, что массы еще способны подняться и пойти за тем, кто поведет за собой. Что делает реальным вариант оранжевой революции на российском пространстве? Ошибки власти. И ошибки не стратегические, а обидные погрешности системы принятия решений.

            Начнем с наболевшего – с монетизации. Суть решения, за которое и ратовали больше всех правые, позитивна – перевести мнимые льготы в действительные, сделать так, чтобы организации, обеспечивающие льготные услуги, получали живые деньги, а не обещания от бюджета. И проблема, которая была понятна с самого начала, - проблема больше социально-психологическая, нежели экономическая. При нынешнем уровне жизни пенсионеров и других категорий льготников никакие доплаты не могут компенсировать тот моральный ущерб, который приносится одномоментным увеличением статей расхода на транспорт, лекарство, квартплату. Это как с денежным займом: «Занимаешь чужие, а отдаешь – свои». Так и здесь: в кассе тебе доплачивают компенсацию, а в трамвае расплачиваешься из своего кошелька. Те решения, которые сейчас ищут правительство и местные власти, можно было запланировать заранее и избежать любых конфликтных ситуаций. Почему этого не произошло? Наивно предполагать, что за этим стоял чей-то черный замысел или даже недобросовестность исполнителей, как пытаются представить дело сегодня. Причина одна – порочность нынешней системы принятия решений.     

            Власть, не имея внутри себя системы «сдержек и противовесов», принимает наиболее простые решения в рамках должностных инструкций каждого исполнительского звена. Поэтому, если во власти не выстроена система, которая заставляет исполнительную власть советоваться, то ошибки в реализации неизбежны. И даже не просто неизбежны, они будут накапливаться с  каждым новым решением власти, сколь бы благими не были первоначальные намерения. 

            Если взять каждого в отдельности начальника, то он сделал все, что от него хотели по вопросу монетизации. Но только наиболее простым и выгодным для его ведомства способом. А если бы он вдруг начал рассуждать о менталитете пенсионеров, то вышестоящее начальство его просто не поняло бы. Он в лучшем случае был бы послан… работать дальше, а в худшем – уволен.

А вот если бы о менталитете пенсионеров стала рассуждать фракция в парламенте, отличная от других, то с этим пришлось бы считаться. Если бы выборный губернатор начал бы говорить о менталитете, то с ним тоже пришлось бы считаться. А если губернаторы знают, что через полгода их можно уволить, то они не будут рассуждать о последствиях. Это не значит, что назначение губернаторов – плохо, а выборы – хорошо. Это просто очередной пример еще одной технологической ошибки власти. Да, надо было менять систему выборов, я бы даже сказал, систему появления исполнительной власти в регионах. Но опять власть допустила технологическую ошибку, которую не могла не допустить в нынешнем состоянии: выработало самое простое из возможных решений. И упростив механизм «надавливания кнопки» сверху вниз, усложнила жизнь не только тем, кто снизу, но в первую очередь самой себе.

            Лавинообразное накапливание ошибок власти, связанных с технологией принятия и реализации решений, начинает вызывать массовые недовольства. На этой волне оппозиция вполне способна возглавить движение, которое может привести к любым последствиям. Но надо ли это нам? 

            У кого козыри?  У нас пока еще не авторитаризм. У нас сегодня - закрытая демократия. Это когда без революций, без смены элит происходит периодическая смена личностей власти, и даже форматов власти.

            А вот если в 2008 году президент пойдет на третий срок, то это будет начало авторитаризма. Если же будет переход к парламентской республике или квази-парламентской (Путин становится премьером, при ограничении президентских полномочий), то это все еще останется формой закрытой демократии.

            Свалиться же в тоталитаризм мы имеем все шансы в одном случае: если оппозиция воспользуется промахами власти и ужесточит намечающееся противостояние.

            Тогда возникает реактивное сопротивление власти и быстрый переход из закрытой демократии к авторитаризму и сразу же – к тоталитаризму. Исторический пример такой схемы – незабвенный  1917 год. Именно тогда к формирующейся закрытой демократии представили оружие революции, радикализировали ситуацию и произошел мгновенный переход к авторитаризму и тоталитаризму. И, кстати, не так важно, со сменой элит или без происходит этот переход. К власти приходят «крайние». То есть, иначе говоря, с какой стороны окажется «Рогозин». Но радикальный лидер оказывается  в выигрыше в любом случае - он приходит к власти с любой стороны. Ему не выгодно только, если не будет этой революционной поляризации. Поэтому именно Рогозин предлагал наиболее радикальные действия – голодовку, то есть попытку обострить ситуацию до крайности.

            Сейчас много говорится о том, что новый «левоватый» народный фронт, который поглощает всю демократическую оппозицию, имеет больше шансов воздействовать на власть. Эти предположения беспочвенны.  Такого не бывает. Потому что, демократический процесс -  это переговоры. А при обострении противостояния, при радикализации ситуации, при угрозе революции - нет переговоров. Улица не может быть переговорной площадкой нигде и никогда.

            Надо понимать, что никакого разговора о позиции общественности при выходе на улицу – нет. Общественность может о себе заявлять только через общественные институты. Это довольно кропотливая и тяжелая работа – создание и участие в общественных институтах. Гораздо легче развернуть флаги, помириться со своими заклятыми «друзьями» на почве «Долой!», добиться громкого «пиара» и популярности и… оказаться ни с чем. Потому что «мягкий» вариант революции с демократическим уклоном России не грозит. У «оранжевой» революции в России нет будущего, эта революция по своим взглядам обязана быть радикально-левой. Для России это обернется катастрофой.

            В 1991 году толпа на улице была «окуджавской» ментальности. Ментальности «возьмемся за руки, друзья». Сегодня настроения иные: «Бей гадов!».          

            Кроме того, существуют объективные причины, почему у нас невозможен украинский вариант в каком-либо приближении. Первая - у нас нет борьбы за национальную независимость. А вторая – так называемое «расстояние до Дюссельдорфа». Есть такое понятие в экономике и политике – «расстояние до Дюссельдорфа», степень интеграция в Евросоюз. В России в целом «расстояние до Дюссельдорфа» больше, чем интересы Дюссельдорфа. А Украина – она близка к Дюссельдорфу, ближе, чем мы. А половина Украины ближе к Дюссельдорфу на целых 30 лет: в первом туре голосования Украина голосовала в границах 1940-ого года.  Только в 1945 году, через 30 лет после России, Западная Украина стала советской. Эта часть страны на целое поколение «ближе к Дюссельдорфу».

            В связи с этим можно прогнозировать, что при повторении оранжевый цвет революции в России легко может приобрести выраженный красный, а то и коричневый оттенки. Следовательно, можно скорее рассуждать об игре объединенной оппозиции для приобретения влияния, чем серьезный расчет на успех сыгранного сценария. Почему СПС отказывается участвовать в этих играх?   

            Чем хуже, тем лучше. Видимый успех уличного процесса (в конце концов, с монетизацией-то как-то разобрались после бунтов пенсионеров) вроде как подтверждает эффективность практики противостояния. Но всякий выход на улицу ведет к тому, что бунтующий начинает радоваться любой неудаче и ошибке власти. Чем хуже – тем лучше. Грубо говоря, сегодня право-левой оппозиции выгодно, чтобы пенсионеров еще и в марте притесняли, чтобы ничего хорошего не получилось с коммунальными платежами, с лекарствами. В этом моральный ущерб этого противостояния.

            СПС не приемлет лозунга «Чем хуже, тем лучше». И не приемлет не только потому, что там собрались высокоморальные люди.  Не приемлет из-за инстинкта самосохранения.

             Идеология партии состоит из сложных политических и экономических реформ. В ситуации «черное - белое», «плюс – минус» голоса партии нет. А значит, и самой партии нет. Поэтому вопрос об объединенной лево-правой оппозиции – это вопрос о существовании СПС.

            Сегодня что бы партия не делала в рамках своей идеологии, что бы она не говорила – ее не видно и не слышно. Потому что в настоящий момент, в начале 2005 года, исходя из внешних условий - высоких цен на нефть и постоянного роста  социальных ошибок власти, нет потребности в такой партии, как СПС. Надо просто трезво взглянуть на ситуацию: в данный конкретный момент времени правая партия нашему обществу не нужна.

            Потребность в правой партии, опирающейся не на популистские лозунги, а на взвешенные предложения, у общества возникает только тогда, когда идет формирование политической конфигурации, что возможно либо внутри парламента, либо при подходе срока выборов. Так как внутри парламента такой партии нет, а до выборов еще далеко, то в этом случае такой партии нет вообще.  Поэтому единственной стратегией правой партии сегодня должно быть ожидание: ждать изменения ситуации и работать по возможности в тех регионах, где выборы на подходе. И работать не на отрицании, а в позитиве: не противопоставлять лозунги, а предлагать власти свои решения тех или иных проблем. И эта стратегия сегодня единственно результативна: в регионах партия на выборах сильна, но на политической площадке  России ее голос едва слышен.

            Сегодня нарастает всеобщее демократическое раздражение на то, что партия СПС не занимает  «уличную» позицию. А любую другую позицию правой партии никто не услышит, не захочет услышать, несмотря на то, что по любому вопросу партия демонстрирует свою позицию, свое отношение и взвешенное мнение идеологов. Но встать на позицию, которую сегодня приветствуют на улицах,  означает не рост влияния правых, а их исчезновение. И лишний галлон масла в огонь нарастающего противостояния, не имеющего никаких утешительных  перспектив.