|
Подготовить унтер-офицеров!
Публикации о глубоком неблагополучии в нашей армии начались немедленно, как только ослабла советская цензура. Едва ли не первыми об этом заговорили сами военные — офицеры среднего звена.
На чем держится армия?
В июльском номере журнала «Знамя» за 1990 год появилась основательная статья майора Владимира Лопатина «Армия и политика». Вопросы, которые Лопатин задал прежде всего, — почему Отечественная война началась с чудовищной катастрофы и непредставимых потерь, почему только такой страшной ценой удалось победить? — не только были и остаются прагматически актуальными, но и имеют отношение к нашей истории вообще. Отсутствие трезвой и концептуальной военной истории, в том числе истории Великой Отечественной войны, трагически мешает извлечению уроков и постановке задач, адекватных реальности.
Дореволюционная русская армия в значительной степени держалась на унтер-офицерском корпусе, и это понимали тогдашние офицеры. Свидетельством тому множество статей, опубликованных ими в «Военном сборнике», издававшемся с 1850-х по 1917 год, и посвященных проблемам подготовки унтер-офицеров и анализу европейского опыта в этой сфере.
Мой собственный армейский опыт 1950-х годов говорит о дисциплинирующей и цементирующей роли сержантов в первый послевоенный период. Разложение советской армии, начавшееся, по моим наблюдениям, с конца 1960-х годов, не в последнюю очередь было вызвано переходом реального первенства в казарме от сержанта к старослужащему. С того момента, когда «дед» получил возможность поднять руку на молодого сержанта, катастрофа стала неизбежна. Корни этого явления сложны и не изучены.
В 1993 году я опубликовал в «Известиях» статью «Опасные игры с вооруженным человеком», где, в частности, писал и о гибельности смены казарменных авторитетов. Для того чтобы предвидеть результаты этого процесса, не надо было быть пророком. Они — эти результаты — сегодня налицо. И дело не только в массовых преступлениях против личности. Крушение базовых армейских представлений привело к резкому падению психологического тонуса в армии.
Армия без четкой иерархической системы перестает восприниматься солдатом как армия. В этом случае теряется сам смысл службы и начинаются поиски заполнения психологической пустоты, избавления от внутреннего дискомфорта, принимающие изуверские формы.
Вопрос жизни и смерти
Майор Лопатин еще в 1990 году доказал, что корни распада армии уходят в советскую почву. Александр Гольц, автор серьезной работы «Главное препятствие военной реформы — российский милитаризм» (Pro et contra. Журнал российской внутренней и внешней политики. М., 2004), предлагает вариант, вполне корреспондирующий с тем, что я декларировал — далеко не в первый раз! — в 1993 году: «Россия переживает чрезвычайно длительный и болезненный процесс разложения военной системы, уходящий своими корнями много глубже, чем любой другой рудимент советской власти. По сути, речь идет о ключевом элементе российской государственности последних трех столетий».
Но дальше А. Гольц формулирует идею, вызывающую у меня большие сомнения: «Реформа армии — это не вопрос жизни и смерти». И через два десятка строк противоречит себе: «Такая армия, безусловно, опасна для общества, а при определенных условиях и для государства, ибо после ухода в отставку офицеров советской школы командные должности займут военные, не отягощенные даже минимумом уважения к гражданским властям».
Стало быть, все же — «вопрос жизни и смерти». Я, честно говоря, плохо верю в путчистские настроения молодого офицерства, идущего на смену нынешнему. Офицер советской школы подполковник Терехов и генерал той же школы Рохлин как раз и пытались противопоставить себя и своих единомышленников гражданским властям.
Опаснее другое. Феномен армии, по особенностям русской истории, играет огромную, хотя и не всегда сознаваемую роль в нашем общественном сознании. Здоровая армия чрезвычайно важна для наших граждан не только потому, что в нее можно без ужаса отпускать своих сыновей, но и потому, что она свидетельствует о здоровье государства. Армия в ее нынешнем виде — вне зависимости от прямого соприкосновения с ней — может вызвать у сколько-нибудь думающего гражданина только отторжение от государства. Разлагающаяся армия отравляет общественное сознание.
В статье «Призывать или зазывать?» в «Деле» от 3 февраля сего года Андрей Заостровцев, совершенно резонно возводя традицию принудительного набора к феодальным представлениям, приводит непробиваемые аргументы Милтона Фридмана в пользу контрактной армии и убедительные экономические разработки. В том числе и гайдаровского Института переходного периода.
Но в цитированной статье А. Гольца содержится ключевое соображение: «Без решительных изменений в образовании и прохождении службы «контрактизация» части армии превратит офицеров и сержантов не в профессионалов, а в наемников». Между тем, в большинстве случаев доминирует иное мнение. В №8 «Независимого военного обозрения» за 2003 год была опубликована большая статья серьезного военного специалиста под названием «Ставка на сержанта-контрактника». Основная идея: «Это именно то звено, которое обеспечит успех реформ».
Идея, казалось бы, несомненная, а по сути своей, весьма опасная.
Старое вино — в новые мехи?
Почему-то мало кто задумывается над качеством «человеческого материала», из которого предлагается строить новую армию, а также над тем, как избежать подмены профессионалов наемниками.
В контрактную армию зазывают вчерашних старослужащих, воспитанных армией старого образца, обремененных все той же «больной психикой». Никакой качественно новой армии, которая жизненно необходима сегодня — а тем более завтра! — России таким образом не построить.
Это очевидное соображение было высказано мной в том самом 1993 году, и я рад, что оно столь афористично сформулировано А. Гольцем уже в нынешний период.
Позволю себе процитировать свою статью тринадцатилетней давности: «Если бы я сегодня занимался строительством новых российских вооруженных сил, то, помня опыт последних трех столетий, начал бы с немедленной специальной и глубокой подготовки корпуса унтер-офицеров — сержантов. Это новое унтер-офицерство должно быть только контрактным, профессиональным, но не отделенным от солдат полуофицерским статусом и бытом, как прапорщики. Заключившие контракт сержанты должны жить в казарме вместе с солдатами, круглосуточно контролировать казарму, отвечать за положение солдат срочной службы, блюсти устав. В унтер-офицерских школах необходимо преподавать психологию, конфликтологию, начала этики, основы юриспруденции… Надо срочно создавать крупные учебные центры в университетских городах, привлекая университетских преподавателей».
То есть речь должна идти не о вливании старого вина в новые мехи, а о подготовке качественно нового сержантского корпуса из людей, в армии не служивших. Разумеется, в учебных центрах должны преподаваться все необходимые чисто военные навыки. Но это, право же, не самое сложное.
Естественно, встает вопрос: а как добровольно привлечь в эти учебные центры «доброкачественный контингент» из вчерашних школьников? Тут должны вступить в дело те «преференции», о которых резонно пишет Андрей Заостровцев. Спорт, компьютерное дело, возможно, иностранный язык — все, что после окончания контракта расширяет возможности молодого человека в гражданской жизни, если он не пожелает остаться в армейской системе.
Конечно же, и право льготного поступления в вузы.
Разумеется, идея нуждается в конкретизации, для которой здесь нет места.
Понятно, что этот новый сержантский корпус может быть достаточно эффективен только в сотрудничестве с офицерским корпусом. Но одна из стратегических задач предлагаемой модели — создание резерва для поступления в военные училища и тем самым принципиальное обновление офицерского корпуса, создание единого профессионально-психологического уровня всей командной системы — и сержантов, и офицеров.
Я прекрасно понимаю сложность решения этой бегло очерченной задачи. Но понимаю и опасность нынешней ситуации — армия–общество, если эту ситуацию не переломить. Речь идет не только о подготовке военных профессионалов, но и гражданских лиц. Не будем забывать о том, что сотни тысяч молодых людей — миллионы, в конечном счете, — пройдя нашу армию со всеми ее особенностями, возвращаются с этим грузом в гражданскую жизнь…
Обозримое будущее России отнюдь не безоблачно. Но среди фундаментальных факторов, которые будут определять это будущее, состояние армии — далеко не последний.
Речь не о войне. В обозримом будущем большие войны нам не грозят. Речь о мире. Речь о психологическом здоровье общества, от которого непосредственно зависит и политическое, и экономическое состояние России.
Опубликовано в еженедельнике «Дело» 13/3/2006
21.03.2006
|
